В эти дни мы невольно стали свидетелями трагических событий. Я говорю об отравлении Алексея Навального и его борьбе за жизнь. Трагедия не только в испытаниях, выпавших на долю конкретной семьи, но и в свободе выбора, характерной для этого древнего жанра.

Свобода предпочесть сытой и безопасной жизни обывателя жизнь политическую. То есть добровольно перестать принадлежать себе и стать своего рода заплаткой в попытке «сшить» отдельных людей в единую для целого народа и его исторических судеб реальность.

И, выбрав такую жизнь, идти с открытыми глазами на тифона под именем государство – несмотря ни на какие препятствия, пессимистические оклики «благоразумных» и скептические прогнозы «пророков уныния», вечно твердящих, что ничего не изменить, а на самом деле лишь оправдывающих таким образом собственную трусость.

Политические успехи в такой стране, как Россия, обратно пропорциональны либертарианской максиме самопринадлежности: чем успешнее оппозиционный политик, тем пристальнее наружное наблюдение. Вся твоя жизнь словно за стеклом. Ее конец – в любую секунду. И больше ничего не гарантировано.

«За успех в нашем безнадежном деле» – известный тост диссидентов. А в награду лишь мираж «похвалы народа» да осознание способности быть ферментом для возникновения реального политического тела. 

Трагичны эти события еще и потому, что трагедия всегда индивидуальна. Для многих текущая политическая конструкция непреложна. Как основа бытия. Даже для студентов старших курсов Путин есть центрообразующий элемент среды их существования. Как небо над головой. И кажется, что ничего здесь не зависит от индивидуальной человеческой воли, но в то же самое время находятся личности, которые с этим борются. Например, Алексей Навальный.

Конфликт человеческой свободы и рока, судьбы, всевластия «небожителей» – именно этот конфликт и есть то трагическое, что было свойственно свободным обществам Древней Греции, где родилась трагедия. И это отличает Древнюю Грецию от варварской Азии, где нет свободы, нет индивида с его тягой к libertas, а есть только высшие силы и коллективные абстракции – там нет трагедии, там может существовать только катастрофа.

Россия вот тоже пытается убедить всех в своей «азиатской» внешности, на лице ее глубокие морщины, о которые каждый раз ломается хирургический инструмент любого дерзнувшего поменять её облик. Кое-как наводя марафет, подстраиваясь под общий разноцветно-пластиковый тренд современной столь небогатой на идеи эпохи, общество и в этих условиях не остается без бунтарей и тираноборцев, продолжающих ряд лихих честолюбцев, вроде Бакунина, и добровольно выбравших для себя путь кшатриев. Ведь солдаты цивилизованной страны тем и отличаются от варваров, что их сила не в количестве; каждый из них – отдельная крепость.

И в этом характере – не в политической платформе, но именно в характере – в этой практически монашеской упёртости Навального просвечивают столь близкие нам республиканские идеалы благородного мужа.

Погоня за славой (Gloria, honestas), которая добывается в борьбе за общее благо (commune bonum) – единственное утешение для тех, кто не смирился. А как по-другому в государственном обществе, собранном чисто механически, в силу принудительности правовых норм на определенной территории, в обществе, где нация – это функция государства, определяющаяся не общими интересами, а необходимостью подчиняться законам, которые издает группа практически случайно наделенных властью людей? Никак.

Возможно, в этих частных противостояниях за источник власти, в этих пертурбациях, которые всегда вскрывают застарелые раны политического организма, и рождается возможность излечения. Погоня за славой, которая в режиме вызывающей персональной открытости Навального была дерзостью для привыкших к кабинетной тиши, тонированным стеклам дорогих автомобилей и высоким заборам загородных домов. Это и было его оружием.

А это отравление… Не убить, не сделать мучеником, не дать разлиться гневу последователей – но, искалечив, сохранить в сердцах сочувствующих размокшую надежду и сострадание.

И обнулить политическое участие, продемонстрировав окружающим тщетность усилий и невнятный финал этого открытого похода за властью. Подпитать этим ядом ни во что не верующих критиканов, тех самых «пророков уныния» и «хуторян», рефлекторно беспокоящихся только о своей семье. И самое важное – убедить пассионариев, что для осмелившихся противостоять тираническому ходу вещей трагедия всегда заканчивается смертью. 

Но, даст Бог, этот прогноз не оправдается и Навальный вернется еще более разъяренным, закончит начатое: финальную борьбу между добром и нейтралитетом. И ведь он уже выходил – облитый кислотой, сидевший под арестом, отдававший в заложники брата. Он уже продемонстрировал, что политику могут делать нормальные люди. Не хряки у государственного корыта, не комсомольские старцы, и даже не социально травмированные фрики, спасающиеся в политической деятельности от собственных комплексов, не неудачники, годные исключительно на звание «жертв режима». Навальный – смелый и обаятельный русский человек, с семейными отношениями, о гармоничности которых многие могли бы только мечтать, человек, который мог бы быть успешным в любой другой области, но выбравший путь политика, воина, ищущего, как в древнем Риме, людской славы.

И я от всей души надеюсь, что этот поход не окончен, а поиски славы еще продолжатся, ведь трагический сюжет трехчастен: пребывание – исхождение (разлад) – возращение. Страдания Прометея приводят его к освобождению Гераклом, Страдания Эдипа – к святости…. 

И будет исцеление, и будет возвращение, и будет найдена слава, и будут вдохновленные последователи.