В четверг на встрече со своими сторонниками в Лондоне, Михаил Ходорковский заявил: «Я считаю, что правильно и достойно, когда бывший оппонент — бывший президент или бывший премьер-министр — будут пользоваться полной неприкосновенностью, как это и устроено в нормальных странах (в случае, если они не совершат персональных преступлений). Они должны быть освобождены от ответственности за свои действия в ходе политической жизни, если это не были уголовные преступления, но это должен установить суд».

Ходорковский также добавил: «В стране слишком много ненависти, общество слишком разобщено. Кто-то должен начать прощать, и, если мы считаем себя людьми более моральными, чем наши оппоненты, а мы надеемся, что так и есть, то прощать должны начать мы».

Дискуссия о правовой ответственности политических лидеров за преступления в рамках авторитарного режима имеет огромное значение. Все участники дискуссии, похоже, согласны с тем, что построение правового государства немыслимо без ответственности за преступления, но эта ответственность должна быть строго правовой. Вот только как именно выглядит правовой путь решения этой проблемы?

Начнем с того, что Ходорковский неточен, когда говорит о «персональных» преступлениях, спишем это на то что в устном ответе он просто некорректно сформулировал свою мысль – он имел в виду, видимо, «персональную ответственность» за преступления, что не означает что преступление совершено в одиночку. Но что означает фраза «ответственности за свои действия в ходе политической жизни»?

Если мы обратимся к российскому законодательству, то увидим что Путин «не может быть привлечен к уголовной или административной ответственности за деяния, совершенные им в период исполнения полномочий Президента Российской Федерации, а также задержан, арестован, подвергнут обыску, допросу либо личному досмотру, если указанные действия проводятся в ходе производства по делам, связанным с исполнением им полномочий Президента Российской Федерации». Однако же закон не освобождает президента от ответственности, если его действия были связаны с превышением полномочий или злоупотреблении ими.

Соответственно, если преступления все-таки подлежат ответственности по закону, то ни о каком «прощении» речи идти не может, во всяком случае в правовом государстве. И это как раз то как это «устроено в нормальных странах» — выражаясь словами Ходорковского. Примеры мы можем найти и в развитых европейских странах (уголовное преследование Берлускони), и в странах переходящих от диктатуры к демократии (уголовное преследование Пиночета). Более того, в случаях, когда ответственность за преступления не наступает – это становится сигналом о безнаказанности для новой политической элиты. С этим вызовом столкнулась теперь, например, Украина, где в СМИ и гражданском обществе активно обсуждается проблема безнаказанности ряда представителей прежней политической элиты, которые вернулись в политику при новой власти и чьи преступления до сих пор не расследованы или расследованы не до конца.

Собственно, Ходорковский не отрицает, что уголовные преступления президента, если они имели место, должны быть расследованы и вопрос о виновности должен определить суд.

В связи с этим возникает вопрос – какие из обвинений, выдвигаемых в адрес президента, потенциально грозят ему уголовным преследованием, а какие – нет?

Во-первых, сразу можно забыть об обвинениях, связанных с деятельностью Путина до момента его избранием президента — например, при работе в мэрии Санкт-Петербурга (обвинения в связях с Тамбовской преступной группировкой, хищениях при поставках продовольствия, отмывании денежных средств и т.д.). Срок давности по всем этим делам уже прошел.

Во-вторых, по действующему закону нельзя судить Владимира Путина за то, что он подписывал законы или принимал указы, даже если мы считаем эти законы нарушением прав человека. Так, например, дискриминация секс-меньшинств, формально подпадает под статью УК 136 — Нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина (до 5 лет лишения свободы), но подписание закона о гей-пропаганде формально было реализацией президентских полномочий Путина, поэтому ответственности за это нести он не может. То же касается и других спорных законов, таких как закон о сиротах или закон о «черных списках» в интернете – все эти законы можно отменить, но нельзя привлечь к ответственности за их принятие или подписание.

Однако же все наиболее значимые претензии к Владимиру Путину имеют весьма конкретное описание в уголовном кодексе.

Так, например, среди совершенных в России или в отношении российских граждан политических убийств, есть как минимум одно, где есть очевидные следы причастности высокопоставленных силовиков и, возможно, лично Владимира Путина – это убийство Александра Литвиненко. Как известно, в выводах британского дознания по делу об убийстве Литвиненко судья Роберт Оуэн установил как факт, что Луговой и Ковтун умышленно отравили Литвиненко полонием-210 с целью его убийства и установил «с высокой долей вероятности», что ФСБ дала Луговому и Ковтуну указания убить Литвиненко, а также что Владимир Путин и Николай Патрушев (в то время директор ФСБ) лично утвердили убийство.

Если российский суд придет к такому же выводу и сочтет доказанным, что Путин участвовал в принятии решения об убийстве Литвиненко, то это будет означать его виновность по статье 105 (убийство), причем, вероятно с применением пункта 2 (е) — убийство, совершенное общеопасным способом. Возможно также применение пункта б) (убйиство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга) либо л) (убийство по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы).

За это преступление Владимиру Путину может грозить наказание вплоть до пожизненного срока заключения.

Есть также ряд других уголовных преступлений, где ответственность высокопоставленных российских чиновников очевидна, но причастность к которым лично Владимира Путина еще предстоит проверить следствию.

Так, например, фальсификация властями выборов является преступлением, предусмотренным статьей 141 пункт 3 (до 4 лет лишения свободы):

3. Вмешательство с использованием должностного или служебного положения в осуществление избирательной комиссией, комиссией референдума ее полномочий, установленных законодательством о выборах и референдумах, с целью повлиять на ее решения, а именно требование или указание должностного лица по вопросам регистрации кандидатов, списков кандидатов, подсчета голосов избирателей, участников референдума и по иным вопросам, относящимся к исключительной компетенции избирательной комиссии, комиссии референдума, а равно неправомерное вмешательство в работу Государственной автоматизированной системы Российской Федерации «Выборы».

Здесь есть, впрочем, определенные тонкости. Случаев снятия оппозиционных партий и кандидатов с выборов много, но личное участие Владимира Путина в этом неочевидно и труднодоказуемо. А вот за незаконный отказ в регистрации оппозиционных партий со стороны Минюста ответственность напрямую несет именно исполнительная власть и тут вероятность того, что преступление согласовано на уровне президента очень велика (причем по одному из прецедентов — отказ в регистрации Республиканской партии — уже есть решение Европейского суда). Вот только под пункт 3 статьи 141 данное преступление не подпадает (ведь в нем идет речь об Избиркома, а не о Минюсте), так что скорее всего оно будет трактоваться как подпадающее под статью 141.2 — Воспрепятствование свободному осуществлению гражданином своих избирательных прав, совершенное с использованием служебного положения (до 5 лет лишения свободы).

Похожая ситуация и со статьей 149 — Воспрепятствование проведению собрания, митинга, демонстрации, шествия, пикетирования или участию в них (до трех лет лишения свободы). То, что исполнительная власть незаконно запрещает или ограничивает оппозиционные митинги неоднократно доказывалось и в российских судах, и в Европейском суде по правам человека, но уголовных дел пока не было. Вполне возможно, что Путин принимал решения по запрету (или ограничению) в отношении каких-либо из наиболее крупных митингов, равно как и по организации «путингов» (то есть по принудительному сбору госслужащих и студентов на провластные митинги – что тоже является нарушением закона), но доказать все это будет возможно лишь если задействованные в этом процессе чиновники дадут соответствующие показания.

Столь же трудным вопросом является и цензура в СМИ, которая подпадает под статью 144 пункт 2- Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов с использованием служебного положения (карается лишением свободы на срок до двух лет). По сообщениям журналистов государственных телеканалов, сюжеты не раз снимались с эфира по прямому указанию первого заместителя руководителя Администрации президента Александра Громова, но хотя он и является подчиненным Владимира Путина, определить (и тем более доказать) степень участия в этом президента сложно. Равно как и доказать его причастность к смене руководства тех или иных неугодных СМИ, хотя и сложно предположить, что решение, скажем, о давлении на Гусинского при перехвате контроля над НТВ, принималось без Путина.

Вмешательство в работу суда и следствия также подпадает под уголовное законодательство – это статья 294 — Воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования (до четырех лет лишения свободы) и статья 299 привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (до десяти лет лишения свободы). В случае со статьей 299 Путин ответственности не несет, ведь формально привлекает к ответственности не президент, а вот статья 294 может распространятся и на него лично, если это будет доказано судом.

В случае, если будет доказано участие президента в незаконном давлении на предпринимателей (Ходорковский, Евтушенков, Чичваркин, Каменщик), то здесь – помимо статей, связанных с правосудием и следствием – будет задействована еще истатья 169 — Воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности (до пяти лет лишения свободы). Собственно, сам Ходорковский не сомневается, что Путин лично участвовал в организации уголовного дела против него. Как и в последующем перераспределении активов ЮКОСа. Сомневаться в этом достаточно сложно – можно вспомнить, например, как вскоре после того как загадочная компания «Байкалфинансгруп» победила в аукционе на покупку «Юганскнефтегаза», Путин заявил что владельцами «Байкалфинансгруп» являются «физические лица, которые долгие годы занимаются бизнесом в сфере энергетики» — хотя никто на рынке эту компанию не знал и зарегистрирована она была за две недели до аукциона c уставным капиталом 10 000 рублей в городе Твери с юридическим адресом в здании, в котором располагалась рюмочная и магазин сотовых телефонов.

Более того, Путина подозревают в том, что в случаях, когда его старые друзья по дзюдо или кооперативу «Озеро» внезапно становятся миллиардерами, получая крупные активы или госзаказы (зачастую без конкурса) – он имеет в этом личный финансовый интерес. Иногда эти подозрения принимают весьма конкретную форму — есть, скажем, показания предпринимателя Сергея Колесникова, сотрудничавшего с ближним окружением Путина, который прямо рассказывает об «откатах», которые, по его словам, получал лично президент с некоторых сделок, есть расследования, указывающие на то что роскошная яхта «Олимпия» де-факто принадлежит Владимиру Путину и т.д. – все эти и другие сведения потенциально проверяемы, и в случае подтверждения указывают на состав преступления по статье 290 пункт 5 — получение взятки в крупном размере (до 12 лет лишения свободы).

Особый случай – конфликт в Украине. Здесь квалификация преступления будет зависеть от интерпретации происходящего. Есть скажем, статья 353 — Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны (до 20 лет лишения свободы). Но для этого надо признать данный конфликт войной, а пока этого признания нет российские комбатанты в Украине могут быть квалифицированы скорее как участники «незаконного вооруженного формирования» (статья 208) — во всяком случае сложно спорить, что эти формирования, во-первых, незаконные, а во-вторых, вооруженные. Но это не единственная интерпретация – скажем, когда российское правосудие оценивает cтатус незаконных вооруженных формирований, ведущих действия на Северном Кавказе, оно интерпретирует их как «террористические сообщества» (статья 205). Наконец, есть статья 359 о наемничестве.

Если расследование конфликта в Украине вообще будет когда-либо проведено, то здесь доказать причастность Владимира Путина будет доказать легче, чем по любому другому обвинению, ведь российские пограничники не могли пропускать комбатантов, оружие и технику, не имея на то приказа, а такие приказы не могут отдаваться без ведома верховного главнокомандующего.

Не надо забывать и о том, что в указанных выше случаях могут быть задействованы также статья 285 или 286 (соответственно злоупотребление служебными полномочиями или превышение полномочий – и то и другое до семи лет лишения свободы).

Некоторые юристы полагают также, что в случае с Путиным может быть также применима статья 278 — действия, направленные на насильственный захват власти или насильственное удержание власти в нарушение Конституции Российской Федерации, а равно направленные на насильственное изменение конституционного строя Российской Федерации (до 20 лет лишения свободы). Но трактовка этой статьи может подразумевать столь разные интерпретации, что ее применение будет скорее восприниматься как политическое, а не правовое решение.

Сегодня любые слова об уголовной ответственности Владимира Путина за преступления звучат немного нелепо, примерно также нелепо как предложение главы Саратовской области руководству завода СЭПО выпускать iPhone 7. За 16 лет процесс сакрализации власти затронул не только ее сторонников, но и некоторых противников, которые уже начинают видеть в Путине фигуру исторического масштаба, существующую в ином измерении, нежели уголовный кодекс. В этой картине мира уход (или свержение) Путина является событием эпохальным, и пока одни противники президента представляют это в виде народной расправы либо бегства за границу, другие представляют себе картину благородного помилования, символизирующего общественное примирение и смену исторических вех. Но все это не имеет отношение к правовому государству, о котором, казалось бы, мечтают и те, и другие. А в правовом государстве произойдет то, что, возможно, Владимир Путин видит в самых страшных и мучительных своих снах – усталый судья, бесконечными часами и монотонным голосом торопливо бормочит свой приговор, заранее неизвестный никому.