14 мая Дмитрий Гудков, с подачи Алексея Кудрина, предложил поправки Аркадия Любарева в законопроект о выборах в Госдуму . Если вы еще не запутались, то в двух словах предлагается связать общее число мандатов с долей голосов, полученных по списку, ввести многомандатные округа, снизить проходной барьер с 5% до 3%, etc.
От оппозиции требуют конструктивной программы, что логично, хотя в условиях репрессий выглядит издевательски. Мол: «Сажают, выдавливают в эмиграцию? Вот и хорошо, будет время подумать над реформами». Программа действительно нужна, но пока оппозиция действует реактивно, вяло отвечая на инициативы властей «рацпредложениями». Поправки Кудрина-Гудкова могут разве что создать им имидж конструктивных оппонентов власти. Шансов получить поддержку «взбесившегося принтера» у поправок нет.
Если у законопроектов априори нет шансов на поддержку, в чем может быть смысл их продвижения? (Уберём за скобки пиар политиков и заработок экспертов). Смысл может быть в манифестации и продвижении альтернативного видения будущего. И здесь нужны яркие, ломающие шаблоны идеи. Пока такие высказывал один Станислав Белковский: парламентская система, транзитная экономика вместо сырьевой, массовая амнистия, уничтожение ГУЛАГа-ФСИНа и реформа РПЦ.
В вопросе избирательной системы хорошо бы понять, какие реформы нам действительно нужны и где дурят нас эксперты. Обычно люди начинают рассуждать о желаемом хорошем от имеющегося. Вот, например, есть пропорциональная система выборов, давайте сделаем мажоритарную. Или давайте напополам – половину так, а половину сяк. Есть проходной барьер 5%, давайте сделаем 3%. Путин так, а мы ему эдак. Однако проще и понятнее не становится.
Совершим маленькое путешествие к основам. Парламент – такая штука, куда мы делегируем своих представителей за разными надобностями. Они там обсуждают и принимают законы, исполняют наши поручения или следят за их исполнением. А в Великобритании, например, Палата лордов ещё наделена функцией высшей судебной власти. Чтобы хорошо работать, избранный орган должен с одной стороны максимально представлять мнения народа, а с другой – быть максимально ему подконтрольным. Пропорциональная система выборов обеспечивает максимальное представительство мнений. Мажоритарная же система обеспечивает максимальную связь депутата и избирателя. Кажется, что разумное решение – сделать микс. Однако это логическая ошибка. Есть более важный вопрос качества представительства, и он обеспечивается только передачей большинства функций местным органам власти. О каком качестве политики может идти речь, если депутат-одномандатник будет представлять округ в полмиллиона избирателей? Поэтому первый шаг к демократизации – власть на места, вся власть городам, муниципалитетам и сельсоветам.
Вернемся к парламенту, на счастье, он у нас двухпалатный. Об этом часто забывают, т.к. функции Совета Федерации загадочны и непостижимы. Люди обсуждают реформу Госдумы, оставляя в рассуждениях Совфеду нынешнюю ритуальную роль. Однако двухпалатность дает прекрасную возможность применить и пропорциональную систему, и мажоритарную, без их смешивания. Политолог Александр Кынев в прошлом году обосновал идею прямых выборов в Совет Федерации . Во всех странах верхние палаты парламента напрямую избираются народом, что обеспечивает и максимальное представительство регионов и максимальную, свойственную мажоритарной системе, связь депутата с электоратом.
Максимальное же представительство мнений обеспечивают выборы нижней палаты, в нашем случае Госдумы, по пропорциональной системе. Медведев с Путиным вернули смешанную систему вовсе не для демократизации и ублажения Болотной. В условиях политического кризиса авторитарные режимы делают такие шаги для удержания власти. Одномандатные округа выигрывают те, у кого есть административный ресурс. Достаточно посмотреть итоги недавних украинских выборов, выигранных Партией регионов благодаря переходу к смешанной системе.
Если уж предлагать реформу, то не снижение проходного барьера с 5% до 3%, а отмену проходного барьера вообще. Многие удивятся, как же так и без барьера? Очень просто, в Португалии, Швейцарии, Уругвае, Ирландии, Финляндии и Нидерландах его нет. Единственный барьер – математика, у голландцев, например, при 150 местах в парламент барьер получается размером в 0,67%.
Проходные барьеры устанавливаются под предлогом обеспечения стабильности политической системы. На самом деле они – способ ограничения конкуренции и сохранения партийно-бюрократического сословия. Такие модели уже трещат по швам, что мы видим в оккупаях, протесте исключённых или успехе антибюрократических популистов вроде Беппе Грилло с его Движением пяти звёзд (итальянская политическая партия).
Да, эксперты Совета Европы, изучив международный опыт, полагают проходной барьер в 3% нормальным. Однако давайте переведём 3% в абсолютную величину. Для России с её 110 миллионами избирателей это 3,3 миллиона граждан, население Нижегородской области, например.
Какие же выводы правильно сделать из сказанного? Во-первых, любая избирательная, и шире – политическая реформы должны начинаться с передачи максимума полномочий на места. Во-вторых, простой, разумной и понятной будет реформа, после которой Совет Федерации начнут избирать по мажоритарной системе, а Государственную Думу – по пропорциональной. В-третьих, любая реформа в стране без устоявшихся демократических институтов нужна для отмены бессодержательных заимствований и преград для желающих изменить социальную реальность. Только тогда у России и у русских появится шанс на создание и становление собственной политической культуры.
