Сейчас, пока задержания ещё идут, важно написать правду о том, что такое — быть под административным арестом.

Когда пишешь об этом, важно избежать двух крайностей: преувеличить ужас происходящего или его преуменьшить.

От административного ареста здоровый человек не умрет. И даже сильно не заболеет. По политическим статьям обычно не применяют открытых пыток: не бьют, не морят голодом, дают постельные принадлежности, разрешают книги, передачи, звонки и подобие прогулок. Это все можно пережить без явных физических последствий.

Однако арест — это серьёзный стресс. И даром он не проходит. Муж отправил меня не неделю в санаторий, чтобы снять постстрессовый синдром. Сегодня у меня опять поднялось давление, и я пошла к медсестре его проверить. Войдя в кабинет, я вдруг заметила за собой, что сжала волю в кулак, вся как-то внутренне подтянулась, гордо подняла голову и заявила: - я плохо себя чувствую, мне надо померить давление. И чуть не добавила: Я имею право! Сестра ласково на меня посмотрела, усадила на стул, распросила о самочувствии, помогла. В общем, вела себя как медработник санатория, а не спецприемника. Я в душе посмеялась над собой, но немного ужаснулась.

Так же напряжённо я до сих пор общаюсь с охранниками, администраторами, работниками столовой. Жду подвоха, унизительной реплики, традиционного «не положено» или «так положено».

В спецприемнике никто не задумывается, почему что-то положено, а что-то нет. Никогда не задается вопросами. И удивительно смотреть на людей, которых вдруг удается заставить задуматься. Однажды я спросила у сотрудницы 2 оперполка: вот у вас висит дубинка, вам уже приходилось бить людей? Она ответила: нет. - А если придётся, что вы будете чувствовать? А если это будет женщина или подросток?

Зачем целый день звучит радио, иногда самого низкого пошиба, зачем круглые сутки горит свет, зачем от туалета мерзко пахнет и почему это не чинится, почему еда однообразна и часто несъедобна, почему можно передать морковь, но нельзя огурцы, почему в камере и прогулочном дворе накурено, почему матрасы такие жёсткие и нельзя взять больше 2. Никто из сотрудников не знает ответа. Но я знаю, — это скрытые, стыдливые пытки.

Под арестом ты живёшь в постоянном напряжении. Все чувства напряжены, внутренние органы и мышцы тоже в стрессе. Организм перестаёт тебя слушаться, несмотря на физкультуру и попытки заниматься релаксацией. Ты стараешься не замечать, но сейчас, в санатории, когда слышу Ретро-фм из репродуктора, вся внутренне сжимаюсь.

Каждые 10 минут кто-то заглядывает в глазок. Потом раздаётся ни с чем не сравнимый скрежет и грохот замков и дверей. И ты не знаешь, что там будет за порогом — передача или начальник, который пришёл устраивать обыск.

Опыт несвободы очень важный опыт. Но это болезненный опыт. Вся система направлена на то, чтобы подавить тебя, подчинить. И тут важно не сломаться: не перевести физические и невротические страдания в пространство своих смыслов, воли, стремлений.

Как это сделать? Человек, который задается вопросами и находит ответы — способен этот опыт принять и пережить.
Мне это было сделать нетрудно. Потому что я постоянно задаю себе и отвечаю себе на вопросы.

Потому что в нашем нынешнем государстве у нас нет выбора. Вернее выбор только один — бороться за то, чтобы в нем не было политических репрессий и пыток, открытых или замаскированных.

Но после травматического опыта важно не изображать из себя героя, а дать своему организму возможность восстановиться. 
Неделю я проведу в реабилитационных практиках — я постаралась обьяснить, почему это важно. Но знайте, что я с вами и что я знаю ответы на вопросы: почему, зачем и во многом — как.

На фото я в срецприемнике с обожженной рукой — пролила кипяток случайно (с кипятком там все устроено крайне неудобно).